Хотя работа, о которой пойдёт речь, представлена в майском номере журнала, мне довелось увидеть её совсем недавно, чем и вызвана столь запоздалая реакция. Моя статья не столько критический разбор статьи А. Бузгалина, хотя критика имеет место, сколько попытка проникнуть в суть тех проблем, о которых пишет автор; не столько отрицание сказанного им, сколько желание понять положительные моменты в предлагаемых подходах. К слову, тема НЭПа далеко не исчерпана и понимание сущности этого этапа нашей истории может привести к весьма нетривиальным выводам, о чём будет сказано в конце статьи.

Сразу скажу – собственно о НЭПе мало что сказано. Данная работа имеет, скорее, методологическое измерение, нежели аналитическое. Это следует из того, что в самом начале А. Бузгалин заявляет, что проблема НЭПа рассматривается им как преходящий исторический момент с точки зрения исторической тотальности, а именно – имманентной исторической тенденции движения из «царства необходимости» в «царство свободы» («Я предлагаю взгляд на НЭП в контексте столетий…»). Т.о. делается попытка связать частную тему НЭПа с принципиальными вопросами общественного развития в целом или, другими словами, рассмотреть частное с позиции всеобщего и то, как частное вписывается в состав всеобщего и, становясь моментом всеобщего, позволяет эксплицировать тенденции движения всеобщего.

На мой взгляд, вряд ли проблему НЭПа следует брать в таком предельно широком ракурсе, в нем она просто теряется, и тема, проблема, интересная сама по себе, становится случайным эпизодом, выбранным случайным же образом, и потому вряд ли может быть раскрыта сколь-нибудь полно. Но автору виднее, возможно НЭП взят как повод высказать своё видение пути перехода из одного царства в другое и, заодно, свою трактовку сущности советского периода нашей истории.

Такой широкий исторический охват диктует автору необходимость вначале обратиться к видению Марксом и Энгельсом главных характеристик будущего общества, А. Бузгалин выделяет таковых четыре. Здесь позволю себе небольшое несогласие в одном моменте с автором, который пишет, что «по ту сторону собственно материального производства» (т.е. в «царстве свободы») господствует «общественный контроль коллективного человека, ассоциированных производителей над производством», и ограничивается только этой, материальной, стороной общественного контроля. Несмотря на то, что тут представлен взгляд Маркса, полагаю, что история и современность дали нам за истекшее время достаточно оснований для утверждения, что общество должно осуществлять контроль над всей жизнедеятельностью, всеми общественными отношениями, а не только над одной их стороной, производственной, хотя бы и понимаемой в самом широком смысле. Идеальная сторона общественных отношений (мировоззрение, культура, наука и т.п.) давно уже имеет равный, как минимум, статус с материальной и тенденция к её доминированию возрастает. Неосмотрительно оставлять её на произвол судьбы, тем более что именно внутри неё и будет осуществляться «свободное развитие всех», а не просто, как сказано автором, «максимальное расширение пространства свободного времени». Это свободное время должно быть наполнено и социуму как тотальности далеко не безразлично каково будет это наполнение – ведь в сложнейшей диалектике взаимосвязи общего (социума) с особенным и единичным (индивидами и их группами) не только общее детерминирует особенное и единичное, но и последние формируют общее. Как же можно оставить эти связи вне контроля и возможности воздействия на них: ведь преимущественно сфера идеального и вмещает то, что А. Бузгалин называет «пространство-время развития человеческих сил, человеческого потенциала как самоцель».

Далее автор вскользь замечает, что «реальностью стал процесс развития в массовом масштабе элементов, ростков, практик “царства свободы”», с чем нельзя не согласиться (хотя, к сожалению, и не раскрывает более подробно своё видение этого процесса) и переходит к вопросу о природе СССР, т.е., фактически, к вопросу о сущности реально существовавшего социализма, в которой (в сущности) А. Бузгалин и видит ключ к пониманию природы НЭПа. Другими словами, автор хочет объяснить особенное с точки зрения общего, что-ж, вполне диалектический подход. Не забывать бы только, что и особенное (а также и единичное) в свою очередь формирует общее – это другая сторона их диалектического взаимодействия. А это значит, что и НЭП как особенное оказал определённое (и немалое) воздействие на развитие социалистических практик в СССР, т.е на общее.

Здесь А. Бузгалин кратко замечает, что уроки НЭПа «надо рассматривать как часть общемирового процесса социальной эмансипации, а не как пример экономической политики в одной из стран». Прекрасная мысль – именно так, диалектически, т.е. как нечто особенное в целом, как часть в общем потоке, подчиняющаяся закономерностям целого и следует рассматривать период НЭПа. Но та же диалектика требует видеть, что эта часть, это особенное самим своим наличием оказала определённое влияние и на целое, общее. Мы к этому ещё вернёмся.

В этом пункте А. Бузгалин приводит свою концепцию, обоснованную им в других работах, о некой мутантности советского социализма: «в СССР сложилась опережающая мутация коммунистической общественной системы («царства свободы»), находящейся на самом раннем этапе развития)».

Оставим пока в стороне обсуждение непривычности термина «мутация» в сфере философских рассуждений, последуем за намерением автора «объективно исследовать глубокие внутренние противоречия “реального социализма”», тем более что «причины возникновения и причины распада советской системы были в основе своей одни и те же».

Далее А. Бузгалин приводит своё понимание социализма: «социализм может быть охарактеризован не столько как стадия общественно-экономической формации, сколько как процесс перехода от эпохи отчуждения к «царству свободы» (коммунизму)».

Именно так, это сугубо диалектическое понимание (в диалектике всё движение, отношение, а не состояние) – именно процесс, а не состояние, не формация как нечто застывшее, полностью сформировавшееся – только как движение и следует понимать всё в целом коммунистическое движение, в котором есть и будут разные его этапы, а не некие раз и навсегда установленные путевые столбы в виде догматических определений. Именно о «действительном коммунистическом движении» и говорил Маркс, имея ввиду пресловутые стадии только как части движения, отмеченные своими особенностями.[1]

Социализм как движение в каждом своём шаге, на каждом этапе разный. Социализм «военного коммунизма» отличается от социализма НЭПа, последний от социализма периода индустриализации, этот от социализма ВОВ, далее от социализма хрущёвских и «косыгинских» реформ и, наконец, особо стоит «социализм перестройки». Менялись не только формы, менялась сущность движения, оставляя неизменным главное – попытку движения, стремление (к сожалению, не реализованное) к ликвидации отчуждения человека от его сущности.

Однако, далее ссылаясь на то, что «неравномерность, противоречивость, интернациональность этих сдвигов (речь идёт о неравномерности генезиса социализма, сопровождающегося революциями и контрреволюциями – А.П.) составляет специфику социализма как процесса рождения нового общества во всемирном масштабе» автор определяет «”реальный социализм” как опережающую мутацию общеисторического процесса рождения “царства свободы”», что не совсем логично, ибо из неравномерности далеко не следует некая мутантность. А уж противоречивость, понимаемая диалектически, т.е. как причина и механизм изменений, движения и вовсе не даёт к такому выводу никаких оснований, ибо всякое диалектическое противоречие имеет наличные (действительные) и вполне конкретные свои стороны, которые именно своей действительностью и конкретностью обусловливают имманентную телеологичность противоречия, т.е. возможность его разрешения (или снятия, что то же) не в форме некой мутации (сиречь случая), а в форме, детерминируемой наличными сторонами упомянутого противоречия. Как же быть в таком случае с вариативностью развития, всевозможными потенциями бифуркаций? Это осуществляется, во-первых, за счёт постоянной «игры» соотношения сторон противоречия, и, во-вторых, за счёт влияния внешних процессу противоречий. Эти теоретические положения можно логически вывести, но этому здесь не место.

Самое интересное, что и сам А. Бузгалин, приводя доводы в пользу своей концепции, по сути опровергает её.

Например, он пишет – «глубинные черты рождающегося нового общества не приобрели адекватных форм и не смогли развить присущий им потенциал прогресса производительных сил, человека как Личности, в силу ограниченности имевшихся для этого объективных предпосылок…». Но что такое объективные предпосылки, которые определили именно такие наличные общественные формы, как не те самые объективные противоречия, которые разрешились только так, как это детерминировалось их, противоречий, сторонами. Однако, завершение фразы вызывает недоумение – «что и позволяет квалифицировать прошлое наших стран как мутантный социализм». Здесь уже ничего не осталось от «объективных предпосылок», всё свелось к случаю.

Далее, развивая понятие мутагенности, А. Бузгалин вводит понятие «депо мутаций», подразумевая возможность разных путей развития. Действительно, в периоды качественных изменений общественных систем их внутренние противоречия (а есть ещё и внешние) настолько неопределённы, запутанны, неоднозначны и изменчивы, что только глубоким проникновением в их суть можно наметить (и только наметить) тенденции (но никак не результат) их развития. От этой неопределённости и возникает иллюзия наличия некоего «депо», хотя, повторим, разрешение противоречия происходит исключительно в соответствии с постоянно изменяющимся соотношением его сторон, чем и определяется время и форма его разрешения.

Вызывает сомнение и предположение автора о возможности движения по некоему «оптимальному пути» («рождавшееся новое общество обладало набором признаков («депо мутаций»), позволявших ему эволюционировать по разным траекториям, в том числе – существенно отклоняющимся от оптимального пути»). Что это за путь, чем он определяется – возможностями или потребностями, намерениями? Если первым, то всё реальное оптимально как возникшее в силу объективных причин, т.е. необходимо. Если вторым, то, боюсь, в реальности оптимальных путей никогда не возникало. В реальности же и возможности, и потребности находятся в непрерывном диалектическом взаимодействии, взаимовлиянии (что в диалектике называют взаимопроникновением), чем и определяются «траектории», реализующиеся под влиянием как объективных, так и субъективных факторов, и если они «отклоняются» от некоего существующего в мышлении оптимума, то только потому, что так мнится мышлению, не желающему смириться со своими заблуждениями.

Кстати, сам А. Бузгалин согласен с первым предположением: «Особенности «среды» – уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения России и международная обстановка – привели к тому, что …наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему». Т.е. возникшая система всецело детерминирована внутренними и внешними противоречиями и потому ни о какой мутантности речи идти не может – тенденции движения и их результат предзаложены историческим развитием.

Открою небольшую тайну – в месте отточия я удалил из цитаты следующие слова: «…из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы…». Как видно, вывод ничего не потерял, более того, приобрёл вполне марксистский материалистический смысл, ибо исчезла метафизическая установка на наличие некоего «депо мутаций».

Добавлю несколько слов о жесткости возникшей системы. Система, если рассматривать её исключительно с внешней стороны, не приспособлена к изменениям. И наоборот, диалектическое рассмотрение противоречивых отношений внутри системы обязательно выявит моменты, тенденции и процессы потенциально являющиеся источником её преобразования. Были такие противоречия и внутри только ещё складывающейся советской системы – Троцкий, Бухарин, левая оппозиция, разные платформы и группы не говоря о наличии классов с разными интересами и множестве классовых группировок. Борьба была непримиримой и жёсткой. Так что в первые годы существования советской власти ни о какой жёсткости системы говорить не приходится, потенциал изменений, трансформации был и немалый, особенно при жизни Ленина. Система обрела «жёсткость» в процессе своего движения, т.е. в диалектическом процессе. Почему так произошло – это предмет глубокого анализа.

Тем не менее А. Бузгалин уверенно заявляет: «Так сложился организм, который именно в силу мутации был, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» России и мировой капиталистической системы первой половины и середины ХХ века, но с другой (по тем же самым причинам) – далек от траектории движения к коммунизму, диктуемой закономерностями и противоречиями процесса нелинейного отмирания, прехождения мира отчуждения».

Ранее автор довольно точно и убедительно перечислил императивные условия, которые привели именно к такой общественной системе, которая сложилась в СССР, но вопреки своему же изложению фактов непонятно на чём основываясь, снова объявляет систему мутантной. Почему же система мутантная если она «хорошо приспособлена к “среде” России и мировой капиталистической системы»? Как раз эта приспособленность и является доказательством её органичности, соответствия существующим условиям, как внутренним, так и внешним.

Зададимся также вопросом, в чём же состоят т.н. мутации, ведь они должны вызываться материальными основаниями и социальными силами, подобными названным «производительным силам», «социальной базе», «процессам бюрократизации». Поскольку автор стоит на позициях марксизма и материализма, то, очевидно, и мутантные факторы также должны быть вполне материальными и социальными, но одновременно и отличными от вышеназванных – ведь нельзя же те назвать мутантыми, они самые что ни на есть жизненные. К сожалению, этого не сделано и остаётся только догадываться, что же это за факторы. Мутантность остаётся по-прежнему ничего не объясняющей абстракцией.

Далее мы узнаём, что «в результате в СССР сформировался строй, который мог жить, расти и успешно бороться в условиях индустриально-аграрной России, находящейся в окружении колониальных империй, фашистских держав и т.п.. Победа в Великой Отечественной войне – самый могучий тому пример. Но в силу тех же самых причин (мутации «генеральных», стратегических социалистических тенденций) этот «вид» не был адекватен для новых условий генезиса информационного общества, он не мог дать адекватный ответ на вызов обострявшихся глобальных проблем, новых процессов роста благосостояния, социализации и демократизации, развертывавшихся в развитых капиталистических странах во второй половине XX века».

Т.е. мутантость помогала жить до середины 20 века, но далее, в силу той же мутантности, система вдруг «потеряла адекватность». Неожиданно простое объяснение. К сожалению, мы так и не знаем, что же такое мутантность, если не считать некоторых внешних её признаков (жёсткость, бюрократичность, пожалуй и всё).

Правда, А. Бузгалин пробует объяснить: «Этому мутанту были свойственны мощные (хотя и глубинные, подспудные) противоречия: на одном полюсе – раковая опухоль бюрократизма, на другом – собственно социалистические элементы (ростки «живого творчества народа»), содержащие потенциал эволюции в направлении, способном дать адекватный ответ на вызов новых проблем конца XX века. Но постепенно последние оказались задавлены раком бюрократии. В результате мутантный социализм не смог развиваться именно в этих, более благоприятных для генезиса ростков царства свободы…».

Всё сказанное соответствует действительности, но причина деградации социалистических отношений, как представляется, не в абстрактной мутантности, а в тех исторически возникших вполне реальных, конкретных общественных отношениях, в соотношении классовых сил, которые, в свою очередь, далеко не в последнюю очередь детерминируются классовым сознанием (Ленин, Грамши, Лукач), не говоря уже о влиянии на всё это экономической ситуации и политических коллизий, как внутренних, так и внешних. Т.е. причины и вызванные ими результаты вполне объяснимы методами философии и политэкономии (с участием социологии и политологии) без привлечения аппарата естественных наук в виде теории мутаций.

(Кстати, мутации в природных процессах приводят, в случае их реализации, к закреплению мутагенных признаков и становлению новых устойчивых видов организмов, т.е. к оптимальному пути развития. Если распространить аналогию на социальные процессы, то мутировавшие общественные системы, ставшие устойчивыми, тем самым переходят в разряд оптимальных. Как видим, концепция мутагенности даёт возможность широкого манипулирования выводами в применении к обществу).

Констатируя раздел о мутантности можно сказать, что А. Бузгалин довольно подробно и убедительно изложил суть тех противоречий, которые действовали в обществе в описываемые периоды и которые необходимо привели именно к тем результатам, которые уже отошли в историю. Но столь же убедительно и соображение, что элиминирование концепции мутантности (и связанных с ней понятий) ничего не изменит ни в анализе, ни в итоговых выводах автора. Бритва Оккама здесь весьма уместна.

Переходя к собственно НЭПу А. Бузгалин совершенно справедливо рассматривает этот этап как результат и продолжение исторического движения общества, которое (движение) «и есть обоснование нашего взгляда на НЭП как систему общественных отношений, адекватную для начала продвижения по пути социализма».

Отметим эту адекватность, которая самим свои наличием фактически отрицает какую бы то ни было мутантность, что бы ни говорил сам автор.

А. Бузгалин, перечисляя условия, предшествовавшие НЭПу, упустил из виду, на мой взгляд, как минимум два весьма важных общественных феномена, наложившие свой неизгладимый отпечаток на все общественное развитие, а именно – разрушенную социальную структуру и отсутствие в умах большинства населения усвоенной мировоззренческой установки, определяющей перспективу жизни – и то и другое столь же важно в условиях разрушенных материальных и культурных условий жизнедеятельности как и последние, а в начале пути тем более.

Т.о. НЭП в значительной своей части выступал как организующее и консолидирующее начало и целеполагающая установка на определённый период жизни общества – не только как политико-экономическое решение, но и как мировоззренческое, идеологическое обоснование этого решения. Очевидно, не в последнюю очередь этими, можно сказать экзистенциальными, факторами обусловлены его успехи, а не только сугубо экономическими и техническими решениями – НЭП вводил в жизнь общества определённый порядок, переводя хаос в упорядоченные структуры.

Было ли это социалистическим движением в смысле движения к снятию отчуждения. Непосредственно в этом движении ничего социалистического, с точки зрения «оптимальности», которую имел ввиду А. Бузгалин, разумеется, не было. По его концепции это типичная мутация. Но с точки зрения диалектичности общественных процессов как разрешения действительных внутренних противоречий, это было необходимое решение и потому НЭП, будучи типично капиталистическим феноменом, удовлетворяя потребностям общего социалистического направления тем самым был частью социалистического движения. Как сказал Ленин по другому поводу – «парадоксально, но факт». Диалектика-с…

Сам А. Бузгалин, говоря о НЭПе, не просто выделяет три опорных момента, на которых основаны принципы действия последнего, он полагает их императивными («Начальный этап мирного созидания социализма в условиях завоевания политической власти и контроля за ключевыми институтами экономики мог успешно идти только путем опоры одновременно на “три кита”»).

1. «Красная» линия: «не просто социалистические – коммунистические(!) – начала: энтузиазм созидания нового общества в экономике, политике, культуре – всюду». В этой сфере формировались новые общественные отношения, должные соответствовать социалистическим принципам.

2. «Чёрная» линия: «…отношения «царства необходимости». Они включали в себя не просто рынок. Это был и широкий спектр до-рыночных отношений (натуральное хозяйство, пережитки общинности, патриархальности, сословного неравенства, насилия) и отношений частно-капиталистических». Эта сфера господства рыночных отношений, но регулируемых социалистическим государством.

3. «Серая» линия: «бюрократ и его опора – обыватель, мещанин… Именно эта серая сторона практик НЭПа и была главной опорой «черной» линии и наиболее опасным противником «красной», ибо разъедала человека-творца, коммуниста с партийным билетом и без, как ржа, изнутри и незаметно». Автор даёт не вполне корректное объяснение своего мнения, можно понять так, что государственная бюрократия является своего рода ипостасью мещанина, т.е. воплощением его отрицательных черт. Однако госбюрократ необходим для управления, а мещанина может «трансформировать… процесс включения… в процесс социального и культурного творчества».

Вряд ли можно говорить о равноценности «опор» (о чем свидетельствует слово «одновременно»). Опорой, причём постоянной, может являться только «красная» линия – линия социалистического движения.

«Чёрная» линия может быть только временной подпоркой, хотя, возможно, и на довольно длительный срок.

Что же касается «серой» линии, то это и вовсе не опора, а, эклектичное смешение разнородных социальных элементов. С одной стороны декларируется необходимость госаппарата, а с другой стороны утверждается необходимость изживания мещанской психологии, являющейся питательной средой частнособственнических устремлений – здесь нет прямой связи. Полагаю, что в этом пункте имеет место не столько ошибка автора, сколько некоторая невнимательность в выводе.

Итоговое резюме А. Бузгалина гласит: «Такова природа НЭПа: единство и борьба рождающегося социализма с силами отчуждения. И главное в этом противоречии – его динамика, движение от «России нэповской» к «России социалистической».

Вывод, как видим, сущностно верный, но самый общий и потому довольно абстрактный, и хотя можно считать, что автор выполнил свой замысел и бросил «взгляд на НЭП в контексте столетий», поскольку упомянуты многовековые «силы отчуждения», но что-то мешает мне безоговорочно согласиться с его позицией. Возможно, меня смущает этот слишком широкий взгляд, упустивший некоторые частные, но очень важные моменты, которые помогли бы сделать более определённые конкретные выводы не только относительно природы НЭПа, но и относительно всего социалистического этапа действительного коммунистического движения.

В завершающей части статьи А. Бузгалин отвечает тем лицам, которые, в связи с введением НЭПа, приписывают Ленину кардинальную смену его точки зрения на социализм. Полностью солидарен с автором, который показывает развитие взглядов Ленина на социализм в ходе практического его строительства. Полагаю, что его позиция совершенно ясна для любого человека, сколь-нибудь внимательно читавшего Ленина.

***

В начале своей статьи я обещал вернуться к проблеме НЭПа и теперь попытаюсь дополнить анализ А. Бузгалина некоторыми собственными выводами, основанными на исследовании природы НЭПа как особенной части общего социалистического движения. Не вдаваясь в подробности анализа, что заняло бы слишком много места, приведу итоговые выводы.

1. Следующая за товарно-капиталистической системой хозяйства есть товарно-социалистическая система, использующая рыночные отношения под эгидой государственного социалистического хозяйства.

2. В процессе её развития собственно экономические отношения – товарно-денежные отношения, основанные на законе стоимости – преодолеваются, но особенным образом – путём доведения их в социалистических формах до завершения, до предела, за которым неизбежно их снятие, преодоление. А потому товарно-социалистический способ производства есть принципиально новый вид жизнедеятельности – не только направляемый к определённой цели, но и управляемый, проводимый по определённому плану и поэтапно.

Согласно этому обобщению политэкономического уровня сущность переходного периода (от капитализма к коммунизму) в сфере экономики состоит в предварительном переходе от товарно-капиталистического хозяйства к товарно-социалистическому хозяйству.

Целью социалистического этапа действительного коммунистического движения является создание предпосылок для возможности последующего освобождения человека от всех форм отчуждения и, прежде всего, от отчуждения его сущности как свободно действующей личности.

Сущностью переходного периода как целого (от капиталистических к коммунистическим общественным отношениям) является подготовка к полному снятию капиталистических экономических и иных общественных отношений путём развития их в новых, социалистических формах.

Экономическое содержание переходного периода заключается в развитии в социалистических формах и доведении до своего предела товарно-стоимостных отношений с целью их последующего снятия в бестоварных и безденежных отношениях.

Социально-политическое содержание переходного периода состоит в неуклонном развитии общественных институтов и постепенном переходе от государственной формы управления к общественной форме самоуправления и формировании человека, соответствующего новым общественным отношениям, которые предстоит сформировать в процессе действительного коммунистического движения.

Т.о. товарно-социалистический способ производства жизнедеятельности есть последний экономический, т.е. товарно-стоимостный (товарно-денежный) способ производства, который подготавливает полное снятие («исчезание») отношений собственности и товарно-стоимостных отношений путём их развития в социалистических формах и доведения до своего предела – экономизм подводится к завершению экономическими же методами, действующими в новых формах.^[2]

Резюме: результаты анализа особенного (НЭПа) позволили сделать конкретные и далеко идущие выводы относительно общего (исторического движения к коммунизму) и вполне коррелируют с «контекстом столетий».

24.08.2021